Как Клава Иванова войну вспять повернула

Добровольцы

Девчат выгрузили из эшелона, который довез их до Балашихи ранним утром, и построили на продуваемом всеми ветрами морозном плацу. Вскоре в синей декабрьской неизвестности растворилась и их теплушка, с которой укатила в прошлое мирная кораблинская жизнь Клавдии. В той жизни уместилось многое – и десятилетка, и выпускной вечер, и утро 22 июня, а также недолгая работа в райсобесе. Но хотелось бить врага. Хотелось постоять за себя и своих близких, за райцентр Кораблино, за страну свою огромную…
Так что не могла отсиживаться в стороне комсомолка-активистка Клава Иванова, когда такое творится кругом. А тут еще Вера Рыклина, подруга, дядя которой в райвоенкомате работал, возьми да и скажи:
– А давай-ка, Клаша, бить фашиста поедем добровольцами! Я точно знаю, что на них разнарядка пришла.
– А что, давай напишем заявление. Может, повезет!
Сели, написали. И отнесли в райвоенкомат, благо он совсем рядом был.
А немец уже бомбил Кораблино. На станции горели цистерны, тюкованное сено.
… Девчат услышали. Повестка, эшелон, дорога на Балашов. В теплушку их, кораблинских, набилось много. Здесь были девчата и из Незнанова, и из Кипчакова.
Стояли долго. Потом вышел какой-то военный начальник, глянул на ту колонну и тяжело вздохнул. И почему-то сказал тихо и ласково:
– Эх, армия ты христова!.. И что ж мне с вами делать-то?
А город Балашов в то время был похож на растревоженный улей, потому что декабрь 1942-го для России оказался непростым. Через город шли эшелоны на фронт, ползли по улицам машины с ранеными… Даже пленных немцев видела Иванова – грязные они были, заросшие. Вояки!

Дуга

Старшая стереоскопистка Клавдия Иванова тогда и не догадывалась, что их часть перебросили на главное направление всей Великой Отечественной… Из-под Курска, где дислоцировались, из местечка Лысая гора, их эшелон и направился к этой самой дуге. Ясное дело, солдату, куда ни ехать, все равно везде воевать. Вот и на этот раз все восприняли очередную передислокацию как должное и неизбежное. Но на одной из станций впереди стоящий эшелон разбомбили. И хоть путь быстро восстановили, их все равно выгрузили, и батарея пешим ходом стала добираться до места назначения.
Ночью идут, а днем кто где отсыпается. Но все больше путь шел по балкам да перелескам. Вот так, скрытно, и прибыли поближе к фронту.
Копали окопы, маскировали зенитки – словом, все как полагается, чтоб враг не засек батарею. А тут новый приказ – чтоб противника обмануть,надо оставить это месторасположение, а самим окопаться на другом краю лесочка. И он, кстати, бомбил их обманные укрепления так, что щепки от деревянных зениток летели!
Били и они. Здорово били. По немецким самолетам, которые волна за волной накатывались на них и соседние батареи. Клавдия в такие штурмовые дни делала все и за других, лишь бы зенитки не молчали. Даже снаряды подносила. И вот однажды, подхватив две тяжеленные чушки, она подбежала к зенитке, да не вовремя и не с той стороны. И после очередного хлесткого выстрела ударной волной сорвало с головы Клавдии беретку, унесло прочь. Контузия до конца дней сказалась, но сама все же уцелела.
И в другой раз хранил ее Господь. Это когда на их батарею немцы супербомбу сбросили. Воронка – аж в два этажа! Всех девчат насмерть, а Клаву лишь чуток зацепило. Будь тот ком земли, который ее по пояснице саданул, чуть побольше, не видать бы ей больше ни родного Кораблина, не родить двоих, не нянчиться с двумя внуками и тремя правнуками. И не дожить бы до 91 года. Но и тут все более-менее обошлось.
А перед самым главным наступлением к ним приехал сам маршал Рокоссовский. Построили девчат, и он им сказал:
– Врать не буду – предстоят страшные бои. Поэтому если сможете – оставайтесь. Если нет, то мы вывезем вас поглубже в тыл. Чтоб паники потом не было, а тем более отступления. Вы уж простите меня, что так говорю. Просто я хочу, чтобы вас, девчонок, огнем не опалило. Даю ночь на принятие решения.
А творилось там, на дуге, что-то ужасное. Ночью зарево – аж в полнеба. Круглосуточное буханье пушек. Грохот порой такой, что спать в землянке боязно, стонала земля, скрипели бревна. С особой отчетливостью неизбежность кровавой бойни Клавдия Иванова, командир отделения дальномерщиков, ощутила в тот день, когда на их зенитки установили защитную броню. Чтоб осколками бойцов не посекло. А это значит одно – немцы пойдут в прорыв и бить им придется по наземным целям. По танкам…
Но не довелось. Потому что в тот день, 23 августа 1943-го, фашиста погнали. То было начало знаменитого курско-орловского сражения, которое повернуло войну вспять. Так что девчатам в тыл уезжать не пришлось. Да они, собственно говоря, и не собирались.

Медаль

На Лысую гору, под Курск, пленных фашистских летчиков привезли именно на ту батарею, где наша Клавдия служила, она ведь была главным «виновником» прерванного полета фашистов.
…Утро летнее, теплое и солнечное. Клавдия была дежурной по своей батарее и, как обычно, обходила посты, заглядывала в землянки, на кухню – ведь скоро завтрак. И тут вдруг услышала далеко-далеко прерывистый гул: где-то там, очень высоко, летел самолет. И, судя по гулу мотора, чужой. Вероятнее всего, «хенкель». Потому что «мессер» и «фокевульф» совсем по-другому «поют».
Сержант Иванова бегом к своему дальномеру! И сразу же засекла врага – прибор ловил цель аж за 50 км! Ее звонкий голос разорвал тишину:
– Тревога!
И ожила батарея, и вот уже весело кричат от зениток:
– Цель поймана!
Первый залп! Фонтанчики разрывов окружили самолет. Второй! Повалил дым, и самолет, натуженно воя, резво пошел к земле. А три парашюта четко были видны в летнем небе.
Вскоре пленных летчиков на батарею доставили. Построили весь личный состав, а там сплошь одни девчата. И говорит наш комбат:
– Глянь, фашист, кто тебя сбил! Девчонки тебя сбили.
Она, Клава Иванова, за тот сбитый самолет получила медаль «За боевые заслуги», которая дороже ей всех других наград. Потому что командир полка при вручении сказал ей так:
– Твои сбитые летчики сфотографировали нашу линию обороны. И если бы эти данные попали к врагу, то наступление наше наверняка бы затянулось. И какие жертвы мы при этом понесли бы, неизвестно. Так что выношу тебе и от себя благодарность.

Размышления о войне

Демобилизовали Клаву Иванову лишь в августе 1945-го. Сразу же приехала в родное Кораблино, пошла работать в геологоразведку. Честная, порядочная, скромная, она и детей своих, Геннадия и Людмилу, такими же воспитала.
Мы с Геной и Людой в одной школе учились – в кораблинской № 1. И, представьте себе, никогда не знал, что у них такая классная мама. И вряд ли узнал бы, если бы не случайная встреча несколько лет назад с Ивановой… И долгий разговор в ее маленькой и уютной кухоньке. Поначалу беседа не клеилась – ну не любит Клавдия Федоровна войну. И фильмы про нее, проклятую, тоже.
– Сколько крови, сколько изломанных судеб, – тихо роняла она. – Как вспомню того мальчугана на Украине, которому свою пайку отдала, так до сей поры плакать хочется. А мать, которая с ума сошла, когда у нее фашисты ребенка штыком закололи и в колодец бросили? Она все ходила кругами, ходила, а уж и того колодца нет – все война с землей сровняла.
Она тяжело вздохнула и сказала: «Война – это страшно. Не надо воевать, люди!»
Но уж если что, враг по полной получит.
Это вам участница Великой Отечественной Клава Иванова, которая войну вспять повернула, говорит…

***

Я вышел на улицу. Из распахнутого окна, как натянутая струна, бил по нервам голос Владимира Высоцкого:
– И когда наши девушки сменят шинели на платьица, – не забыть бы тогда, не простить бы и не потерять…
Не забудем. И тем более не потеряем!..

Юрий Харин, Кораблинский район
Фото автора и из архива