Михаил Рахлин: «Это история о человеческих заблуждениях»
.
Постановку впервые сыграют 24 сентября на Малой сцене. Дебютный роман Пелевина увидел свет в 1992 году, и тогда в нём в первую очередь увлекали черный юмор, узнавание себя в кривом зеркале истории. Сегодня, тридцать лет спустя, сюжет о молодом человеке Омоне Кривомазове, который мечтает стать космонавтом и вроде бы получает шанс реализовать свою мечту, звучит как притча о взрослении человека в абсурдном и страшном мире и о попытке прорыва к подлинному существованию. Прозу Пелевина крайне редко можно увидеть в театре. Как воплотить ее на сцене, почему так важен юмор в спектаклях и легко ли кардинально изменить свою жизнь – в интервью режиссера Михаила Рахлина.
Михаил, как у вас возникла идея поставить этот роман?
Мое знакомство с этим текстом началось с аудиокниги. Это был год, наверное, 2012-й, я тогда только выпустился из Школы-студии и уже работал в МХТ. Сразу понял, что это мое. Я вообще люблю истории про космос, в детстве с большим увлечением читал советскую и зарубежную фантастику. Мечтал стать космонавтом.
Правда? Считается, что это типичная мечта советского ребенка, а вы ведь СССР практически не застали.
И тем не менее очень хотел полететь в космос. Но потом быстро смекнул, что я не настолько смелый, поэтому решил, что лучше стану астрономом, буду изучать небесные тела. Я обожал смотреть образовательные программы на тему космоса, рассматривал астрономические атласы. В общем, болел этой темой. Книга Пелевина мне очень понравилась. Когда Сергей Васильевич Женовач, бывший тогда художественным руководителем МХТ имени Чехова, спросил меня, что бы я хотел поставить, я назвал ее. Во время локдауна написал инсценировку. Но самым сложным оказалось другое – попробовать найти этой истории сценический эквивалент. Ведь роман балансирует между сном и реальностью, между эзотерикой и бытом, между правдоподобием и полным абсурдом.
О чём для вас эта история?
Для меня это экзистенциальный сюжет о человеческих заблуждениях, о неспособности вырваться за рамки своего сознания. О невозможности по-настоящему изменить жизнь, потому что мы этим своим сознанием неслабо так ограничены. Почему наша жизнь никак не изменится, почему мы никак никуда не прорвемся, не переродимся? Как, помните, у Чехова в «Трех сестрах» Ольга говорит: «Всё делается не по-нашему». Вот эта чеховская тема, как ни парадоксально, есть и у постмодерниста Пелевина.
Главный герой романа Омон Кривомазов, грезящий о полете на Луну, – он какой?
Это такой Иванушка, как в сказке. Простой парень. Ведь почему именно Омона выбирают для полета? Он открытый, улыбчивый хороший, понятный и близкий большинству. В первом составе Омона у нас в спектакле играет Алексей Красненков, и в его актерской природе это простодушие и смекалка архитипического сказочного Иванушки как раз есть.
У Омона в романе друг Митек, тоже очень важный персонаж. Они с Омоном двойники или противники?
Митек, на мой взгляд, самый загадочный участник этой истории. В книге есть эпизод с реинкарнацией: перед самым полетом на Луну претенденты должны пройти испытание, во время которого идеологи этой космической программы узнают, кем ты был в прошлой жизни. И вот они выясняют, что Митек был предателем, в том числе в последней жизни служил в люфтваффе – был немецким летчиком. Пелевин тем самым говорит об идиотизме системы, возведенном в абсолют: ты уже другой в этой жизни, может быть, ты способен настоящие поступки совершать, но тебе не дают шанса на перерождение. Ты обречен.
Михаил, вы умеете ставить спектакли легкого жанра – в МХТ уже несколько лет с успехом идет ваша постановка «Веселые времена» по мотивам фильма «Ниночка» с Гретой Гарбо. Вы работали над спектаклями «Синяя-синяя птица» в Театре Наций и «Все о Золушке» в Театре мюзикла, я уж не говорю о знаменитых мхатовских капустниках, неизменным автором которых вы являетесь. Каким будет баланс серьезного и смешного в «Омон Ра»?
В этом материале мне очень нравится его трагикомизм. При наличии невероятно смешных, абсурдных, гротесковых эпизодов это очень трагичная история. Почти древнегреческая трагедия, в которой есть герой и хор. Вообще я всегда борюсь за юмор в театре. Честно говоря, терпеть не могу спектакли, которые будто говорят зрителю: «Мы вам сейчас не просто спектакль покажем, мы со смыслом спектакль покажем. Да еще с каким!..» И пытаются из меня доставать кишки. Я, как зритель, на это совершенно не ведусь. Мне кажется, что путь к серьезному переживанию, к смыслу должен быть проложен через юмор, через легкость. И мир романа «Омон Ра» мне представляется каким-то адским цирком, а этот жанр диктует карнавализацию даже самых трагических, связанных со смертью, моментов.
Знаю, что по первому образованию вы – экономист, и прежде чем поступить в Школу-студию МХАТ, окончили университет в родной Перми. А что послужило толчком к такому кардинальному изменению жизни?
В школе я играл в самодеятельности и в Пермском университете был активным участником студенческого клуба. В университете художественная самодеятельность была поставлена на широкую ногу, к ней там относились крайне серьезно. На первом курсе я еще учился, а начиная со второго страшно увлекся театром, круглосуточно пропадал в студклубе, и только перед сессией закрывался дома на 25 дней и все интенсивно учил. Но как-то умудрился окончить университет с красным дипломом! Из-за того, что я всё время проводил в клубе, у меня начались дикие скандалы с родителями. Они очень переживали, что я занимаюсь не тем. В какой-то момент я даже ушел из дома, устроился работать в фирму и ночевал на полу в кабинете директора студклуба. Утром вставал, с независимым видом шел мимо студентов в туалет к раковине, быстро, по-армейски умывался, надевал пиджак и галстук и отправлялся на работу. А вечером репетировал в студклубе. Потом я поехал учиться в Германию. Поступил в Потсдамский университет, но быстро понял: ну нет, не хочу быть финансистом, да еще и учиться на немецком. А у меня в Германии жила одноклассница. По моей просьбе мы с ней пошли по театрам. Прямо в центре Берлина обнаружили небольшой частный театр, который ставил в основном пластические спектакли. Немецкий я знал едва-едва, но хорошо владел английским. В этом театре мне сказали, что если я хочу, то могу участвовать в их постановках. Руководил труппой профессиональный мим, он такие пластические штуки в свои 60 лет вытворял, что дай Бог каждому! С этим театром я объездил всю Германию, про Иоганна Себастьяна Баха у них была крутая постановка, ее мы играли на родине Баха, в Айзенахе, прямо на площади у дома, в котором он родился.
Тогда вы и решили поступить в театральный?
Да, сначала думал учиться в Германии, но узнал, что на вступительных экзаменах надо анализировать «Пентесилею» Генриха фон Клейста. А я как открыл эту пьесу на немецком, как увидел, какой сложности этот текст, – так сразу и закрыл. Насчет поступления у меня был сильный комплекс, потому что родители из лучших побуждений всегда внушали мне, что в творческий вуз невозможно пробиться, что там все блатные. Но я все же решил поехать в Россию попробовать свои силы. В результате поступил в Петербургскую театральную академию на режиссуру эстрады. Родителям звонил с берлинского телефона, чтобы они не знали, что я в России.
А когда же вы им открылись?
Уже проучившись пару месяцев в Питере, я специально поехал в Пермь, чтобы всё им рассказать. Состоялся очень тяжелый разговор. Помню, мама сидела молча, будто оцепенев, и у нее по щекам текли слезы…
Но сейчас-то они приняли ваш выбор?
Да, сейчас всё нормально. Хотя они мне иногда пеняют, что у меня ни на что не хватает времени, что я постоянно на работе, а вот если бы я служил в банке, то у меня бы был нормированный рабочий день… Иногда, правда, я и сам так думаю (смеется). В Питере я работал аниматором, и свадьбы вел, и в мюзик-холле выступал. Но понял, что всё это не мое. Тогда решил поехать в Москву.
И поступили в Школу-студию МХАТ, в режиссерскую группу курса Романа Козака и Дмитрия Брусникина. Что вспоминается из учебы?
На первом курсе я реально впахивал, у нас с однокурсницей Ниной Гусевой было больше всех этюдов. А на втором курсе начал лоботрясничать. Дело в том, что наш курс попал в межвременье, Роман Ефимович Козак был уже болен, мы его видели редко, и наша режиссерская группа была отчасти беспризорной. Но нами занимался Виктор Анатольевич Рыжаков. Педагогом мастерской был и Борис Леонидович Дьяченко… Когда мы были на третьем курсе, Роман Ефимович умер. Дмитрий Владимирович Брусникин, конечно, очень это переживал. И в плане педагогики он был такой… немного скучающий. Мне кажется, он понимал, что преподавать как раньше, уже нельзя, а как это делать по-новому, еще не знал. Свои новые идеи в педагогике Дмитрий Владимирович опробовал с ребятами, которые пришли в Школу-студию уже после нас.
В МХТ вы выходите на сцену и как актер. Вам нравится играть в спектаклях?
Зависит от постановки. Для режиссерской работы это, безусловно, подспорье, ведь ты начинаешь понимать актера изнутри, можешь ему что-то показать. Ну и когда ты актер, у тебя меньше ответственности за происходящее на сцене, чем у режиссера. А иногда очень приятно с себя эту ответственность снять.
Генеральный спонсор МХТ имени А.П. Чехова в новом сезоне – Банк Открытие
Спонсор театра – Банк ВТБ
Автор: Александра Машукова
Фотограф: Александра Торгушникова
.