Гуппешники
«Совдетство». Так называется новая книга Юрия Полякова, которая выходит в издательстве «АСТ». События разворачиваются в Москве в августе 1968 года, а главный герой – советский шестиклассник. Предлагаем вниманию читателей фрагмент повести.
...В зоомагазине пахло сушёным рыбьим кормом и подстилками, которые давно в клетках не меняли. Слева, занимая всю стену до потолка (как телевизоры в магазине, взорванном Фантомасом), стояли рядами аквариумы. В воде, освещённой трубками дневного света, плавали алые меченосцы, чёрные моллинезии, полосатые данио, плоские неторопливые скалярии, бело-голубые гурами, красные и синие петушки, барбусы, похожие на крошечных окуньков. Были даже неоновые рыбки, напоминающие беглые искорки холодного огня. Но больше всего в аквариумах набилось гуппи-вуалехвостов всевозможных цветов, имелись даже тигровые. Распустив наподобие вееров хвостики, самцы крутились, охмуряя сереньких невзрачных самок. Стоила парочка рубль пятьдесят, а на Птичке можно сторговаться вдвое дешевле.
Кстати, у нас, у людей, всё наоборот: наряжаются, красят волосы и губы, рисуют себе глаза, носят туфли на гвоздиках, унизывают пальцы колечками, дырявят уши и вдевают в них серьги, вешают на шею янтарные бусы как раз исключительно женщины. Мужчины же выглядят гораздо скоромнее, как и полагается сильному полу. Когда дядя Юра купил себе четвёртый костюм и десятый, «абстрактный», галстук, бабушка Маня сказала, что «зятёк с глузду съехал». Впрочем, я и сам сейчас – в жёлтой куртке, зелёных техасах и оранжевых сандалиях – смахиваю на расфуфыренного гуппи-вуалехвоста.
За прилавком стоял мой друг, продавец-консультант Василий, отпустивший за полтора месяца элегантные усики. Когда я вошёл, он был занят – мастерски обрабатывал «гуппешников». Так продавцы называют бедных родителей, которых затащил в магазин капризный ребёнок, требуя, чтобы ему немедленно купили какую-то живность. Когда выясняется, что кошечек и собачек тут в помине нет (их на улице, бездомных, полным-полно шастает), капризник начинает вымогать сначала говорящего попугая, потом кролика, затем морскую свинку, наконец, хомячка или канарейку. Откуда я это всё знаю? От верблюда! Сам таким же был ещё недавно. Родители в ужасе от цен и детской истерики и уже готовы взять в дом любого хомяка, а грызуну подавай клетку и мешок пшена.
И тогда опытный продавец-консультант мягко предлагает взглянуть на аквариумы. Конечно, юный вымогатель тут же требует себе здоровенную золотую львиноголовку, тянущую граммов на сто пятьдесят, стоящую двадцать рублей и нуждающуюся в десятивёдерном домашнем водоёме с компрессором. Родители близки к истерике, и тут самое время переключить внимание семейного тирана на крайний аквариум, набитый обыкновенными, а не вуалевыми, гуппи, у них самец отличается от самки только меньшим размером и розовыми пятнами на куцем хвостике. Зато и стоят они всего-то двадцать копеек за пару. В глазах родителей затепливается надежда.
Именно это и происходило, когда я вошёл.
– Берите, не пожалеете! – убеждал Василий. – Гуппи – живородящие, неприхотливые, аквариум им не нужен, достаточно трёхлитровой банки.
– Берём! – воскликнули, чумея от радости, оба предка.
– В чём будете транспортировать?
– А какие есть варианты? – спросил отец, похожий на инженера.
– Первый вариант – садок. Точнее, мини-аквариум. Полтора литра. Плексигласовый. На силиконовом клею.
– Герметичен?
– Абсолютно, но кусается.
– В каком смысле?
– В финансовом.
– И сколько же стоит эта посудина? – сморщилась мамаша.
– Четыре восемьдесят.
– Отпадает.
– А-а-а-а... – забился в истерике малолетний злодей.
– Альтернатива? – нахмурился папаша и дал ему подзатыльник.
– Не смей! – взвизгнула мать и погладила сына по кудрявым волосам.
– Альтернатива есть, – доверительно произнёс Василий. – Выходите на улицу. Вторая дверь справа – магазин «Молоко». Там на столике у окна всегда есть майонезные банки, которые не приняли из-за скола или щербинки. Их можно взять даром. Они ничьи. Только смотрите, чтобы жир на стенках не остался. Выбираете, несёте мне – и будет вам счастье!
Подхватив всхлипывающего истерика, родители вылетели на улицу. Пока Василий охмурял покупателей, я со знанием дела обошёл магазин – всё на месте: в железном колесе крутилась, перебирая лапками, белка с облезлым хвостом. В детском саду у нас была такая, я дал ей орешек – и она до крови прокусила мой палец, сначала мне хотели сделать сто уколов от бешенства, но потом ограничились йодом, так как в беличьем роду сумасшедших не оказалось. В большой клетке с покатым верхом сидел, нахохлившись и вцепившись когтями в кольцо, зелёный попугай ара величиной с ворону.
– Сколько я семей спас! – глядя вслед умчавшимся «гуппешникам», молвил Василий. – Ну а вы, сэр, за чем пожаловали?
– Корм нужен.
– Вам повезло, мой юный друг! Имеется свежий трубочник. – Продавец подошёл к холодильнику «Саратов» и вынул алюминиевый лоток.
На первый взгляд могло показаться, что в нём, на дне, лежит круглый, вроде антрекота, кусок постной говядины, но, если присмотреться, видна по краю «антрекота» шевелящаяся в воде бахрома – тонкие, как нитки, живые червячки. Лида их страшно боится и запрещает держать в холодильнике, поэтому больше пятидесяти граммов я никогда не беру – портятся. Вот откуда моя идея консервированного рыбьего корма. Василию я её уже как-то излагал, и он заметил, что на Западе, запатентовав такое изобретение, я разбогател бы, как Пончик из книжки «Незнайка на Луне».
– Отличный трубочник! – согласился я.
– Сколько тебе?
– Я бы взял, но завтра уезжаю.
– Судя по экипировке, на Бермуды?
– В Новый Афон.
– Ого! Маску прикупил, счастливец!
– Да. Последнюю взял. А маман жутко боится этого трубочника. Без меня не справится.
– Бывает. Одна тут по ошибке изжарила и съела. Ничего, даже не вырвало. Сказала, котлеты по шесть копеек напоминает. Мотыль, конечно, на вид поприятней, но кончился. Остаётся сухой корм. Сколько насыпать, сэр?
– На пятнадцать копеек, – солидно сказал я, хотя поначалу собирался купить на гривенник, но в таком случае какой же я сэр?
Василия разочаровывать нельзя, он очень серьёзный человек, сегодня возле весов лежит толстая книга «Моммзен. История Рима», заложенная билетиком книжной лотереи. В прошлый раз он читал «Критику эк. экзис. экзистен. экзистенциализма». Уф-ф. Спросить у него, что это такое, я постеснялся.
Продавец тем временем ловко свернул из заранее нарезанной газеты аккуратный фунтик и железным совком, каким в продуктовых магазинах сыплют в пакеты муку и сахарный песок, подхватил из мешка на кончик сухой корм, похожий на мелкую гречку, метнул его в кулёк и кинул на весы – стрелка едва отлипла от края шкалы. Он добавил до нормы, а потом от щедрот бросил лишнюю щепотку, как постоянному клиенту. И тут я заметил на его пальце то, чего прежде, как и усов, не было: массивный перстень с печаткой.
– Золото?
– Ага, самоварное! Э-э-эх! – и он привычно замял края кулька так, что ни одна дафния теперь не вывалится. – Взял колечко по случаю. Друга выручил. Ваш пятачок, сэр!
– А что попугай – никто не покупает? – с сочувствием спросил я, пряча монету.
– Какой же идиот его за триста целковых возьмёт?
– А уценить нельзя?
– Предлагали. Хозяин никак не соглашается.
– Какой хозяин? Попугай разве не государственный?
– Скажешь тоже! Птица комиссионная. Или ты думаешь, я его сам в Африке ловил? Мореман один из рейса себе привёз, помучился и нам сдал. Орёт попка очень уж громко, соседей будит. Сандалии у тебя тоже классные!
«Как можно говорящих птиц сдавать на комиссию? Они же почти люди!» – горько подумал я и поинтересовался:
– А что из товара лучше всего идёт?
– Гуппи с хомяками. Дёшево и сердито! И куртка у тебя – отличная! Такое впечатление, что ты с витрины сбежал! – засмеялся продавец-консультант.
– Маман заставила. – вздохнул я, злясь, что позволил вырядить себя как полного дурака.
– Жестокая женщина! – согласился Василий. – Пытка новизной.
– И не говори, – вздохнул я, совсем как бабушка Аня.
Но тут вернулись радостные родители со своим извергом.
– Ну пока, звёздный мальчик! Счастливо понырять! Заходи, когда вернёшься!
– Пока. – я деликатно отошёл от прилавка.
– Из-под хрена подойдёт? С крышкой! – ликуя, спросил папаша.
– Верх желаний! Давайте сюда вашу баночку! – Василий вздохнул, вооружился сачком на длинной ручке и встал на табурет: – Самца подберу вам почти вуалевого.
– Вот спасибо! – кивнул отец-инженер.
– А самочку икряную или отметавшую?
– Только икряную! – воскликнула мамаша, собираясь, верно, немедленно выпотрошить крошечную рыбку и намазать бутерброд.
– Поищем.
Положив невесомый кулёк с кормом в авоську, я пошёл к дверям, чтобы не мешать продавцу-консультанту в работе, но у входа сдуру задержался возле клетки с попугаем и тихо попросил:
– Скажи: попка – дурак!
Пока родители, затаив дыхание, следили за тем, как Василий для виду гоняет сачком по аквариуму икряную самочку, плохиш отошел посмотреть белочку.
– Белку хочу! – снова захныкал зануда.
– Продана, сэр! – нашёлся Василий.
– Скажите, товарищ, – подавшись вперёд и понизив голос, спросил отец-инженер: – Они долго, эти гуппи, живут?
– У вас, полагаю, неделю протянут.
– Не больше?
– Не больше, – заверил консультант, печально разглядывая на свет пойманных рыбок. – А вот вам и питание на первое время. – Он бросил в бумажку щепоть сухого корма.
Несчастные рыбки метались по баночке, ещё не понимая, какая беда с ними приключилась. Сегодня же малолетний психопат высыплет туда весь корм, через два-три дня вода завоняет, пойдёт гнилыми пузырями, и гуппи всплывут брюшками вверх.
– Какие живчики хорошенькие! – залюбовалась мамаша, подняв баночку на свет.
И тут ара, до которого, видимо, дошла наконец моя просьба, открыл круглый и наглый глаз, повёл крылами, напружился и голосом охрипшего Левитана заорал на всё помещение:
– Заткни-ись, придурок!
– Он говорящий! – громче безумной птицы завизжал маленький тиран. – Не нужны мне ваши рыбки! Попуга-а-а-а-я хочу-чу-чу-у-у-у! – и повалился на пол, суча в истерике ногами.
Василий глянул на меня с обидой: мол, думал, ты человек, а ты пижон в апельсиновых тапках! Я стремглав выскочил на улицу, понимая, что испортил ему всю торговлю. Простит ли? Огорчившись, что, кажется, потерял друга, я побрёл налево, в сторону улицы Кирова.
Юрий Поляков