5 июля 1591 года войско крымского хана бежало от Москвы

2 августа 1572 года войска Воротынского при Молодях наголову разбили 150 тысячное войско крымского хана Девлет I Гирея, шедшего в Москву царствовать. Тогда до Крыма добрались порядка 15 тысяч мужчин, но прошло 19 лет, подросли новые мальчишки, оседлали коней и захотели реванша.

 1 июля 1591 года Гази Гирей с ордой подошел к Туле, но не задержался здесь: сожгли посад и двинулись дальше. 2 июля враг преодолел Оку «пониже Серпухова под Тешиловым» и заночевал в Лопасне. 3 июля орда была на Пахре, а на следующий день подступила к Москве. Стычки татар с русским авангардом начались уже в 6 утра, а через два часа они вышли по Калужской и Серпуховской дорогам к линии основных войск, оградившихся «гуляй-городами». Спустя много лет голландец Исаак Масса передавал рассказы очевидцев, что неприятель двигался «подобно туче, с таким грохотом, что тряслась земля».

Хан не стал атаковать с ходу: расположился лагерем, а вперед на разведку боем отослал сыновей «со многими крымскими людьми травитися против Даниловского манастыря от Курганов и от Воробьева». Это была прежде всего перестрелка. Татарские лучники осыпали русские позиции градом стрел: как писал Масса, «казалось, небо усеяно ими». Им отвечали наемники – «немцы» и «литва» – «огненным» и даже «копейным» боем. Но до рукопашной доходило редко. Русская пехота отступала, выдвигая вперед стрелков и прикрываясь «гуляй-городом». К полудню бои стихли. В поле остались разъезды. Татары отправились на отдых, готовясь к главному сражению, которое, надо полагать, планировалось на следующий день.

За происходящим из Кремля наблюдал царь Федор Иоаннович (сын Ивана Грозного). Потом молился. Молился он, Борис Годунов, Федор Мстиславский, вся Москва, вся страна во главе с патриархом. И ночью случилось невероятное. Слышны были топот, выстрелы, шум, переполох. А потом восходящее солнце осветило опустевший лагерь интервентов – они бежали. Хан «с великим страхованием и ужасом» умчался «тою же сакмою [дорогой] назад к Серпухову». Татары уходили спешно и «в чрезвычайном беспорядке», «лошадей многих и всякую рухлядь метали и лошадей подсекали», так, что «между Москвою и городом Серпуховым, в 12 милях от него, повалили много мелкого леса и передавили несчетное множество своих лошадей и людей, так что вся дорога была усеяна человеческими трупами и лошадьми», – записал Масса. В тот же день (5 июля) Гази Гирей достиг Серпухова и, преодолев Оку, заночевал в 5 верстах от реки: загадочный ужас гнал армию крымчан так, что за 10 часов они – все тысячи – преодолели расстояние примерно в 90 километров, сметая редколесье и не считаясь с потерями. Никакая погоня за ними не поспела бы.

Татары бросали повозки, имущество («рухлядь»), лошадей и погибали сами. «И поиде со многим срамом из Руския земли», – заключил летописец. По сообщению посла Бибикова, который поджидал результатов предприятия в Бахчисарае, в Крым вернулось около трети выступившего оттуда воинства. Многие князья были изранены. Сам хан въехал в свою столицу ночью на телеге с перевязанной рукой. На одной из коротких стоянок на него успели напасть запорожские казаки, пограбили и покалечили. Это они умели превосходно.

 Ошарашенные происшедшим русские полководцы целый день пытались понять, что делать. Только 6 июля двинулись за беглецами. Долго допрашивали свидетелей и искали подвох. Родилось несколько версий происшедшего. Одну из них – о холопе, который потерял коня, – можно найти в Пискаревском летописце: «некий боярский человек еде лошадей поити и оторвался у него конь, и он ста вопити: «Переймите конь!» И от того стался страх в обозе и во всех городех на Москве, и стрельба многая отовсюду; и осветиша городы все от пушек». У историков к таким рассказам доверия немного. Сложно вообразить, что пушкари приняли за команду вопли какого-то пастуха и лошадиное ржание, которые к тому же породили страх у видавших виды кочевников. Попытки рационального объяснения случившегося привели к версии, что татары прознали о том, что русские решили вернуть войска, отправленные на шведов. Якобы скоро должны были подойти свежие силы из Новгорода. Историк Александр Александрович Зимин даже предположил, что эту «дезу» подкинул степнякам специально засланный лазутчик. И бегство Гази Гирея от Москвы в таком случае предстает акцией спецслужб. Хотя для большинства современников никакой интриги здесь не было: просто молитвы были искренними, и Господь снизошел.

На месте, где стояла походная церковь Святого Сергия Радонежского и куда он принес икону Богоматери, царь Федор Иоаннович приказал построить большой храм и населить вокруг монахов, которые должны будут веками поминать случившееся чудо. Так, в 4-х километрах от Кремля, возник Донской монастырь.

Про Гази Гирея стоит добавить, что  его войско было немногим более 30 тысяч, это очень солидно по временам средневековья. Русская армия под Москвой тоже была сопоставима по численности. В оборонительной позиции победить ее было крайне затруднительно. Хан переоценил свои возможности и мог действительно испугаться разгрома. Впрочем, это не оправдывает паники и беспорядочного бегства.

Вернувшись в Бахчисарай,  вплоть до своей смерти в 1607 году Гази Гирей больше никогда не воевал с русскими. 

Бахчисарай жаждал реванша, но случилось фиаско и на многие годы упредило крымские набеги. Больше никогда они не достигали Москвы.  

Кроме всего прочего, благодаря этой победе в 1591 году  началось возведение крепостей по засечной черте много южнее прежних. В 1593 году появились Валуйки и Старый Оскол, в 1596-м были возведены крепости в Курске и Белгороде. Эти крепости  превратили набеги в крайне опасный бизнес и работорговля в Судаке и Кафе начала угасать. Экономика крымского ханства без регулярных поступлений "твёрдой валюты" от сократившейся продажи невольников начала чахнуть.

А Россия, как всегда расширилась в ту сторону, откуда на неё исходила агрессия.