«Боюсь, до легенды не дотянуть». Что говорил Александр Ширвиндт об известных друзьях, любимой жене и рыбалке

В понедельник, 18 марта, в Москве простились с актером, телеведущим и президентом Академического театра сатиры Александром Ширвиндтом. Он ушел на 90-м году жизни. До последнего он выходил на сцену, давал интервью и много времени проводил с детьми и внуками. Жил Александр Анатольевич на даче вместе с супругой, сыном Михаилом и его семьей. Каким он помнит Арбат, почему рыбалка может стать причиной развода, каким был Олег Табаков, насколько красив Михаил Козаков и можно ли пережить уход Андрея Миронова, — об этом и многом другом актер успел рассказать «Мосленте». Ниже — его монолог. Про актеров-худруков и настоящего президента театра Кабинет президента театра Сатиры у меня новый. Скромный. Прежний кабинет занял новый худрук театра Сергей Газаров. Я сам попросил меня освободить от должности худрука, потому что захотел пожить. Более того, считал и считаю, что руководить театром должен режиссер, а не актер. Среди худруков-актеров нет ни одного большого, серьезного худрука. Первым из актеров возглавил театр Михаил Ульянов, но при всем моем уважении к нему, он был очень средним худруком. Единственное исключение — Олег Табаков. Впрочем, назвать Олега только актером нельзя. Он всегда был больше, чем актер. Во всем — больше… И я — средний худрук. Случайно попал в кресло руководителя — уговорили. Плучек уже тогда болел, несколько лет не появлялся в театре. Новых интересных спектаклей не возникало, актеры уходили. При Сереже Газарове театр расцвел, и я этому только рад. Но на работу в театр я хожу. Я — не формальный президент, а настоящий. Появляюсь в театре каждую неделю, и сижу в кабинете с утра до ночи. Про Олега Табакова и Канаду В 1965 году я приехал в Первую градскую больницу к Олегу Табакову. Он там оказался с инфарктом. В 29 лет. И Табаков, подняв на меня глаза, сказал: «Видишь, Шурок, как быстро все заканчивается». К счастью, Олег Павлович поправился, родил много детей. Но эти его слова я запомнил навсегда. Тогда подумал: «Жизнь важнее и кино, и театра… ведь все быстро заканчивается». Табаков умел жить. Знал вкус жизни. В Канаде как-то случайно встретил его. Олег, взглянув на меня, дал мне свою визитку: «Олег Табаков. Актер». И приписал, обращаясь к своему приятелю: «Майкл, своди Шуру Ширвиндта в универмаг для нищих и покорми его». И это было сделано. Накупили мне шмоток, накормили. Про несоветскую внешность и Михаила Козакова Был и красивым, и не таким красивым. Но красавцем себя никогда не считал. Мой друг Миша Козаков — красивый. До такой степени красивый, что при его национальности его все равно снимали в главных ролях. Миша, конечно, был гениальным актером. Я из-за несоветской внешности решил сосредоточиться на театре. В кино был востребован типаж Георгия Юматова, Василия Ланового, на худой конец, Алексея Баталова, а меня — только в друзья главным героям. Про Арбат, дворовую мафию и Щуку Я родился в роддоме Грауэрмана. В нем родились Булат Окуджава, Марк Захаров, Миша Державин, Андрей Миронов и другие известные люди. Мое детство прошло на Арбате, в Скатертном переулке. Рос во дворе. У нас была добрая и наивная дворовая мафия. Наши главари называли меня «наш интеллигентик». Мы тогда все росли во дворе. Ребята кричали друг другу в окна: «Выходи!» Уроки прогуливал в кинотеатре. Выходил в восемь утра с бутербродами и учебниками и шел в «Кинотеатр повторного фильма», потом шел в кинотеатр «Художественный», потом приходил домой. После школы поступил в Щуку (Театральный институт имени Бориса Щукина — прим. «Мосленты»), которая рядом с моим домом. Вера Константиновна Львова — очень средняя актриса — была великим педагогом. Взяла меня на свой курс авансом. И вот я сам более 55 лет преподаю в Щуке. Педагогика — это вампиризм чистой воды. Про жену такого человека Одна журналистка спросила меня, как стать женой такого человека, как Александр Ширвиндт. Во-первых, надо родиться в одном роддоме. Во-вторых, надо, чтобы родители были из одной среды. В-третьих, надо в детстве читать одинаковые книжки или, как говорят, быть из одной детской. Дальше в 14-15 лет надо оказаться в одной компании и иметь общих друзей, потом довольно долго просто дружить, но уже испытывая потребность видеться каждый день. И так дружба, если повезет, должна перейти в любовь. Если все-таки появится замечательный муж, его ведь надо удержать. И тут неплохо воспользоваться советом моего любимого писателя Сергея Довлатова: «Жена должна искренне верить в гениальность мужа, кормить его и не мешать». Про развод из-за червя и настоящую рыбалку Из-за рыбалки я едва не развелся со своей женой Натальей. Она патологически не любит всяких червячков, а без них какая рыбалка? Самая лучшая насадка — отечественный навозный червяк, темно-коричневый и свежий. Моя супруга этого видеть не может. Кстати, хранить их приходится в холодильнике. Однажды жена всерьез заговорила о разводе после одного невинного ЧП. Мы приехали в Дом отдыха актеров в Плесе. Актер Родион Александров, уезжая, оставил мне целый ящик червяков, которых сам вывел. Я недозакрыл этот ящик, и миллион червяков расползлись по всему нашему гостиничному номеру. Раньше рыбачил с большой компанией, а сейчас почти никого не осталось. Но еще не дошло до того, чтобы я один ездил на рыбалку. Пить перестал, а от рыбалки отказаться не могу. Мои внуки, увы, не рыбаки. Про трубку Черчилля Дети, внуки, так называемые поклонники вырвали у меня все трубки, провели обыски, чтобы я бросил курить. Куда деваться? Не курить же сигареты? Когда все эти доброжелатели поняли, что бросил окончательно, вернули трубки. Мишка Куснирович предлагал сделать в ГУМе выставку моих трубок. В моей коллекции трубок есть даже личная трубка Черчилля. Досталась мне через четвертые руки. Про печаль и горечь Все чаще и чаще приходится хоронить друзей. Хожу на все похороны, даже если в это время лежу в больнице. Сбегаю. Боюсь, что сам до легенды могу не дотянуть, но обслуживать уходы настоящих легенд стало моей миссией. Я делаю это искренне. Очень рано потерял близкого друга, партнера Андрея Миронова, и с тех пор горечь, печаль навсегда поселились в моей душе. Стараюсь шутить, но с каждой новой потерей юмор удается с трудом. На панихидах у меня возникают вопросы: а слышат ли ребята, что о них говорят? Например, мне было бы интересно узнать, кто придет на мои похороны, что будет обо мне говорить? Есть такое любопытство. О покойниках — или хорошо, или правду!