Справа — живые, слева — мертвые: 16 лет автокатастрофе «Знамя Труда»

Бывший футболист клуба «Знамя Труда» из Орехово-Зуево Андрей Шагаров в интервью корреспонденту 365NEWS Михаилу Гончарову вспомнил про трагедию, которая случилась с подмосковной командой по дороге на игру 16 лет назад.

27 мая 2004 года «Знамя Труда» выехало на очередную игру чемпионата (тогда команда играла в любительской лиге — ред.). Предстояло ехать в подмосковный город Щелково, где в 17 часов должен был начаться матч. Около 15 часов автобус команды попал в аварию, в которой погибло девять игроков и сотрудников клуба.

По официальной версии, контейнеровоз с грузом химикатов двигался в сторону Нижнего Новгорода, навстречу им ехал автобус футбольной команды. Один из участников движения подрезал грузовик, после чего фура оказалась на встречной полосе, где и произошло столкновение с автобусом. Сейчас на месте аварии расширили дорогу, поэтому никакой мемориальной доски там не осталось. В городе есть памятник — футбольный мяч и храм в память о погибших футболистах.

Андрей Шагаров — один из выживших в той страшной аварии — согласился рассказать мне о том, что произошло в 2004 году. Я записывал это интервью в 2019 году к 110-летнему юбилею клуба, но диалог с Андреем Николаевичем оставил сильные ощущения, поэтому в день памяти трагедии я решил опубликовать расширенную версию.

Сейчас Шагаров работает тренером в детской школе в Куровском (Орехово-Зуево). Он также увлекается живописью и в свободное время пишет картины. Андрей Николаевич с удовольствием принял меня в своей мастерской, где больше часа показывал свои работы, которых больше сотни. — Как давно вы увлекаетесь живописью? — спросил я.

— Можно сказать, с детства, все братья у меня умели. И я вот тоже.

— У вас очень большая коллекция. И это еще не все?

— Да, но я не продаю в последнее время. Если только друзьям могу просто так отдать. Готовлюсь вот к выставке, но одному тяжело. Нужна помощь.

— А до этого выставлялись?

— Один раз привез работы в Орехово. Они говорят: «Ой, какие работы хорошие», но в итоге мы не договорились, так как у меня нет художественного образования. Мне выставка сразу стала неинтересна. Я пишу в удовольствие, для себя. Может быть, со временем подарю городу все работы.

— Детей, которых тренируете, не изображали на картинах?

— Не, мы и так сильно устаем. Тренировки идут. Работаем с разными возрастами, бывает, в 10 вечера попадаю домой.

— Вы ночами здесь пишете?

— Приду вечером сюда и отдыхаю, что-то вспоминаю. Сам с собой бываю.

— После завершения карьеры вы сразу стали тренером?

— Я вот вам расскажу, это было после аварии. Я год пролежал в больнице, друг из Куровского позвал сюда. Пришел к пацанам, потихоньку начал возиться ними и понравилось. Потом закончил РГУФК, полноценно стал тренером.

— Вам часто приходится вспоминать аварию?

— Знаете, как бы ни хотелось, все равно иногда вспоминаешь друзей, товарищей. В 2003 году я заканчивал с профессиональным футболом. А зимой мне позвонили ребята из «Знамени»: «Андрюх, вернись к нам, помоги нам в конце сезона». Сначала думал, что неудобно возвращаться, вроде как проводили меня, но потом уговорили меня, короче, говоря. Вернулся я в Орехово, где начинал, получилось так, что там и закончил.

— Тот день вы отчетливо помните?

— Помню, как сейчас, 27 мая, в солнечный день, мы отъезжали на «ПАЗике». Знаете, я вам так скажу — бог есть. Он распорядился так, что кого-то забрали, а кого-то оставили в живых. Димка Свитавский, тамбовский мальчик (тогда 21 год), сейчас он инвалид. У него после аварии было девять кровоизлияний в мозг. За день до аварии его зовут в «Тамбов» обратно, я — ему: «Конечно, надо ехать в Тамбов, там в тебе заинтересованы, чего тебе тут делать». Сутки прошли, поехал с нами в автобусе. Пашка Сухов, покойный капитан команды. Ему предлагали поехать в машине на игру, а он отказался — сяду с командой.

Вот Ромка Бусурин, который погиб, сидел сзади и рядом со мной. За пять или за 10 минут Ромка чихнул, и его пересадили вперед, чтобы ему не дуло. Он пересел, а Ванька Нестеров (27 лет тогда) сел на это место. Ромка погиб, Ваня отделался царапиной, шрамом на заднем месте. Я спал в этот момент, меня ударило об стойку. Сломало мне все ребра, пробило легкие в двух или трех местах, позвоночник сломан. Кроссовки с меня слетели, вышел…

— Самостоятельно?

— Вышел сам и упал. Когда очнулся в реанимации, первыми кого я увидел — это своих друзей-футболистов. Они вот так вот, с правой стороны смотрят на меня. «Вы чего сюда приехали-то», — спросил я. А они молча смотрят и ничего не говорят. Поднимаю руку, а у меня гипс. «Я чего, на игре упал? — продолжил я. — Кстати, вы не первые, ко мне уже приходили». Ребята поинтересовались, кто был. Я назвал всех тех, кто погиб. Они уже стояли с левой стороны и улыбались.

— Это был такой сон?

— Когда в реанимации лежал, и было два пути: сюда или туда. Почему-то все погибшие улыбались.

— Когда вам сказали, что разбились?

— Только на следующий день. — Вы долго были в больнице?

— Я два-три месяца там пробыл, хотя надо было шесть месяцев. Каждый день меня возили на массаж и на плавание. Только так я смог восстановиться.

— Вам было тяжело морально?

— Как только я вернулся на стадион, понял, что надо быть тренером. Потом удалось даже сыграть на первенстве команд среди ветеранов. Забил гол. У меня текли слезы.

— Клуб как-то помогал в восстановлении?

— Когда лежал в больнице, да, потом — нет. Нам, конечно, заплатили компенсацию, но все эти деньги ушли на восстановление.

— Есть ли у вас какие-то обиды к руководству клуба?

— Нет (замолчал он). Мне только жалко поле. Обидно, что не сохранили газон на родном стадионе, постелили там синтетику. Из-за искусственного поля пошли травмы у детей. Опорно-двигательный аппарат почти у всех «летит». Люди ломаются на ровном месте без столкновений.

— Вы часто бываете в храме, который построили после аварии?

— Нет, раза три-четыре был. Редко езжу в Орехово, да и то только на футбол.

— Знаю, что некоторые российские клубы помогали деньгами с воздвижением храма.

— Да, казанский «Рубин» оказывал помощь, были еще и другие команды. Это все благодаря (бывшему тренеру) Сергею Ивановичу Бондарю. В храме хорошими вещами занимаются — проводят службы в честь игроков.

— Полистав публикации СМИ в 2004 году, я особо не увидел упоминаний об автокатастрофе. Никто ничего не говорил?

— Знаете, я только один раз видел небольшой материал по ТВ. Где-то в хронике происшествий нас упомянули. Небольшой фрагмент. Полноценно никто не рассказывал об аварии, хотя для нас считается это большущей трагедией. Хотя это можно понять. Мы были командой, выступающей в КФК.

— Авария изменила ваше видение в живописи?

— Скажу так, что она изменила жизнь. На искусство не повлияло, оно личное.

— Вам кто-то помог организовать мастерскую?

— Да, помогли люди, друзья детства. Организовали мне пространство, мне здесь нравится.

— Зовете сюда гостей?

— Раньше у меня было другое помещение, там был проходной двор. Туда и детей водил, а здесь я один как отшельник.

— Не думали что-то сделать про автокатастрофу?

— Честно сказать, нет. Пусть эта история останется где-то в прошлом.